Прямая и образная информации в стихотворении

Вы не задумывались, почему смысл одних и тех же слов в поэзии и в обычном языке нередко существенно различается?

Практически все слова, которые употребляются в деловом или научном языке можно использовать и в поэзии.
Но почему в стихе возможны такие сочетания слов, которые с точки зрения логики обычного языка не имеют смысла? Почему в поэзии такие словосочетания не воспринимаются как случайный набор слов?

Например, в строфе, написанной С. Есениным:

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Конечно, никто не воспринимает буквально две последние строки, как сообщение о том, что кто-то в весеннее утро скакал на коне розового цвета.
И тут напрашивается вывод, что «логика» поэтического языка отличается от логики языка науки и обычного языка.
Слова одинаковые, а логика разная!
Из приведенного примера видно, что поэзия позволяет расширять смысл употребляемых слов.
Чтобы понять, почему так происходит, надо обратиться к идеям, изложенным в статье “Поэзия и наука”.

Каждый человек хранит в своей памяти запас эмоционально окрашенной информации в форме обобщенных представлений.
Этот запас приобретен многократным опытом восприятия человеком окружающего мира и природы: предметов, стихий, явлений, а также взаимодействия с другими людьми.

Очень много обычных представлений, содержащих такую информацию, человек приобретает путем личного жизненного опыта, наблюдением жизни окружающих людей, своими отношениями с ними, а также под воздействием общественной жизни.

Накопленную опытом обычного существования и доступную каждому человеку эмоционально-окрашенную информацию, фиксированную в его сознании в форме общих представлений, мы условно можем назвать первичной эмоционально-окрашенной информацией.
Воспринимая или перерабатывая ее в своем сознании, мы часто не замечаем связанных с нею эмоций, так как они привычны для каждого из нас и часто не отличаются от аналогичных эмоций других людей.

Безусловно, в разные эпохи истории у людей был разный запас эмоционально-окрашенной информации.
Причем, у людей из разных сословий и с разными интересами эмоциональная составляющая одной и той же информации могла кардинально отличаться.

В поэзии используется способность слов передавать человеку информацию. Источником информации в одинаковой степени являются слова, которые мы слышим и которые мы произносим сами, причем неважно вслух или же мысленно.

Любое стихотворение или отдельные его строки, составляющие относительно автономную его часть, включают предметную информацию.
Эта информация позволяет читателю уяснить, о чем идет речь, в чем состоит логическое содержание стиха.
Условно эту информацию можно называть «прямой» информацией стихотворения.

Однако, непосредственная передача предметной информации и ее логического смысла не является задачей и целью поэзии.
Прямая информация — только каркас стиха.

В поэзии всякая информация рассматривается с точки зрения ее эмоциональной окраски, и задача поэзии заключается в том, чтобы выйти за пределы обычных первичных эмоций.
Поэтому рефлекторная, сама собой возникающая, эмоциональная окраска информации не может составить богатства поэзии.

Первичная рефлекторная окраска информации эмоциями используется в поэзии только в качестве отправного материала, подобно тому, как набор красок в палитре живописца представляет собой материал для создания картины.

Одна из трудных задач поэзии заключается в том, чтобы к прямой информации, обладающей собственной первичной тональностью, присоединить дополнительную эмоциональную составляющую.
Дополнительная информация, с точки зрения смысловой логики, может и не иметь связи с прямой информацией, но своим эмоциональным звучанием усилит эмоциональную окраску или придаст ей новый оттенок.

Эту дополнительную информацию условно можно назвать «образной» информацией.
Она связана с прямой информацией не предметной логикой, а «логикой» эмоций.
Именно по этой причине сочетания слов, не имеющие смысла с точки зрения обычного языка, становятся понятными в поэзии.

Попытаемся непосредственным анализом поэтических строк выяснить эту довольно абстрактную мысль.
Вернемся еще раз к той строфе Есенина из цитаты в начале статьи.
Первые две строки:

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

содержат информацию о возникшей скупости желаний, о том, что прошедшая часть жизни поэту кажется сном.
Возьмем следующие две строки и опустив первое слово мы прочтем:

...я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

В приведенном нами виде эти строки содержат информацию о том, что автор в гулкое весеннее утро проскакал на коне розового цвета, то есть информацию, содержание которой не имеет смысловои связи с информацией, содержащейся в первых двух строках.
Однако, опущенное нами первое слово третьей строки «словно» полностью исключает всякие недоумения.

Оказывается, что поэт в последних двух строках вовсе не сообщает читателю о том, что он скакал на коне розового цвета: эти строки, присоединенные к первым двум с помощью слова «словно», означают, что прошлая жизнь поэту кажется сном, насыщенным такими же эмоциями, которые могут возникнуть при сказочной скачке раннеи весной на розовом коне.

Следовательно, не содержание двух последних строк, а только возбуждаемые ими эмоции присоединяются к первым двум строкам строфы.
Иначе говоря, последние две строки служат эмоциональнои подкраской первых двух.

Не связь содержания, а связь, создаваемая логикой эмоции, делает рассматриваемую строфу цельной и в высшей степени поэтичной.

Ясно, что первые две строки содержат в основном прямую информацию, а последние две — только образную.
Эмоциональное же звучание всех четырех строк объединяется в один поэтический аккорд.

Обращаясь к строфе другого стихотворения Есенина:

Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.

мы без затруднений обнаруживаем, что первые две строки содержат прямую информацию о том, что поэт окончательно решил покинуть родные места, а две следующие строки содержат только образную информацию, говорящую об эмоциональной окраске принятого решения, о внутреннем чувстве сожаления.

Интересно отметить, что две последние строки, взятые изолированно, выражают эмоции сожаления, однако без указания повода, который остается в известнои мере неопределенным.

В самом деле, эти строки можно было бы отнести, например, к засохшим или срубленным деревьям.
Однако, при сочетании этих строк с первыми двумя, неопределенность исчезает: тополя не будут звенеть для автора стихов в результате его безвозвратного ухода из родных мест.

Мы еще раз убедимся в неразделимости прямой и образной информации в стихе.
Столкновение или взаимодействие этих двух видов информации порождает нечто новое, не содержащееся ни в прямой, ни в образной информации, взятых изолированно, рассматриваемых независимо друг от друга.

В этих относительно простых примерах прямая и образная информации очень отчетливо разделены и легко указать строки, где сосредоточена каждая из них.
Однако, нередко оба вида информации сложно переплетаются между собои и столь простое разделение становится невозможным.
В рамках проекта “Outstanza” мы работаем над разработкой алгоритма, который будет полезен для анализа стихотворений и информации, заложенной в них.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram, чтобы следить за развитием проекта.